службу. На опустевших улицах осталась только местная детвора, да бродячие собаки, которые рылись в мусорных кучах и в сточных канавах в поисках отбросов. Старики и старухи, оставшиеся дома караулить малолетних детей окликали из окон редких прохожих, требуя своей доли внимания. Каждого встречного они просили рассказать о том, что происходит в городе. Много раз за день, выслушивая одно и то же они кивали косматыми головами и причитали, — значит, будет-таки война.

Обнаружив нужную мне харчевню в самом дальнем и запущенном уголке служилого квартала я, недолго думая поднялся по скрипучим ступеням и толкнул массивную дверь. Несмотря на то, что на дворе стоял солнечный день, в общей зале было сумрачно. Большинство окон было закрыто тяжелыми ставнями, а свечи, заправленные в подвешенные к потолку светильники, не горели. В полупустом зале за столами сидели угрюмые и оборванные старики. Они пили пиво и закусывали дешевой жареной рыбой. Выловленную в Суре мелкую рыбешку бросали в кипящее масло непотрошеной. Две большие сковороды стояли на печи, которая отчаянно дымила, видимо дымоход давно забился, а чинить и чистить его никто не собирался. Пахло рыбой, подгоревшим маслом, потом и мокрой сыромятной кожей.

— Отличное место, — проворчал Пошун, брезгливо морща нос.

Казалось, что завсегдатаи не обратили на нас никакого внимания, но краем глаза я заметил, как напрягся пьяница, сидящий неподалеку от входа. Он отставил пивную кружку, зачем-то сунул руку под стол, да так и остался сидеть.

Вопреки ожиданиям вместо здоровяка хозяина, которого я надеялся увидеть за стойкой, нас встретил неприветливого вида востроносый мальчишка. Он исподлобья оглядел наши мечи и магические жезлы и недружелюбно проворчал, — здравствуйте, уважаемые.

— Здравствуй, — в тон ему ответил я, — вина нам налей. Только проследи, чтобы кружки были чистые.

— Хорошо, господин, — мальчишка хлюпнул носом и принялся разливать вино из пузатого бочонка.

— Я Тибон Проклятый, — тихо сказал я, перегнувшись через стойку, — Колун говорил, что ты можешь спрятать меня и моих людей.

Мальчишка и ухом не повел, словно не слышал. Он налил нам вина, поставил кружки на ближайший стол, смахнул с него грязной тряпкой засохшие крошки и отошел к сковороде, чтобы помешать подгоревшую рыбу.

— Похоже, зря мы сюда пришли, — пробормотал Рамин, присаживаясь на лавку.

— Подождем. Думаю, за нами наблюдают, — тихо сказал я.

Оглядев зал, я заметил, как кусок холстины, которым был занавешен вход в жилые комнаты, слегка покачнулся. Может быть, его всколыхнул пронесшийся по залу сквознячок, а может быть, нас разглядывали через едва заметную дырку, проделанную в ткани.

Какое-то время ничего не происходило. Мы пили вино и молчали. Наконец край занавески дрогнул, и в залу вышла маленькая девочка в застиранном платье, перешитом из старой мужской рубашки. Она держала в руках глиняную свистульку. Проходя мимо нас, она дунула несколько раз в свою игрушку. От неожиданности я вздрогнул и проводил ребенка долгим взглядом.

И сразу все изменилось. Похоже, меня опознали, а маленькая девочка, наученная родителями, подала условный сигнал. Напряженный старик вытащил руку из-под стола и опять взялся за кружку, а мальчишка оставил сковороду, подошел к нашему столу и по-хозяйски присел на лавку.

— Сколько с тобой людей, — быстро спросил он, оглядывая моих спутников, — если это все, то могу спрятать вас прямо здесь. Если есть еще надо искать другое место.

— Я прятаться не буду, — ответил я, — у меня теперь в городе важные дела. Мне Колун нужен. Разговор есть серьезный.

Мальчишка испуганно мигнул, ни слова не говоря, поднялся и ушел в жилую часть дома.

— И что теперь? — спросил Пошун.

— Будем ждать, — я пожал плечами.

Уж не знаю, чем там занимались разбойники — может быть, бегали на улицу смотреть, не привел ли я за собой незваных гостей, а может быть искали Колуна, но прежде чем он появился, мы успели допить вино и даже немного поскучать. Скорее всего, старика в харчевне не было и за ним пришлось посылать нарочного. Колун появился неожиданно и, причем совсем не оттуда, откуда я ожидал. Сбоку от прилавка открылась потайная дверка, и хромой боком протиснулся в открывшуюся узкую щель.

— Оставьте нас, — быстро сказал я своим спутникам.

Пошун и Рамин отошли в дальний конец зала и расположились поближе ко входу.

— Ну, здравствуй, — буркнул Колун, присаживаясь на лавку.

— Здравствуй.

— Чего хочешь?

Я улыбнулся и покачал головой. Старый разбойник даже не подумал поинтересоваться, как мои дела. Скорее всего, ему уже доложили о том, что я со своими людьми обосновался на базарной площади.

— Будет война. Через день — другой к Паусу подойдут степняки. Всех кого найдут на улице, заберут в ополчение или заставят работать до седьмого пота, — сказал я.

— Знаю. Это все?

— Войско большое на нас идет. Никогда такого не было. Если кочевники победят, Паусу конец. Прошлый раз они всех убили и дома сожгли.

Можно обмануть королевскую стражу, спрятаться от гвардейцев, но пережить гибель целого города не получится. Уж на что Колун был упрям, но и он должен был понимать очевидные вещи.

Старик кивнул, давая понять, что услышал главное.

— Все выходы из города перекрыты, — продолжал я, — ты, конечно, можешь попытаться уйти по реке, но не уверен, что получится.

— Ты ради этого пришел, — удивился разбойник, — так обо мне заботишься?

— По делу пришел, — ответил я, — у меня теперь договоренность с гвардейцами. Вместе будем с кочевниками воевать, но у нас солдат мало. А у тебя думаю, много народу по подвалам сидит. Подбери мне людей понадежней. Гвардейцы за них хорошо заплатят. Половину денег возьмешь себе, половину людям отдашь.

Колун хмыкнул.

— Я, что же, по-твоему, душегуб последний своих парней на заклание отдавать?

Я усмехнулся. А то он своих людей бережет, как зеницу ока. Сколько их полегло в уличных драках, не сосчитать.

— А, чем твои разбойники лучше других? Всем нам придется кровь проливать свою и чужую. В этот раз отсидеться не получится.

Моя ухмылка не понравилась главарю бандитов, и он обиженно засопел.

Сколько не встречал я всяких душегубов, которым было человека зарезать или на смерть послать, что мне кружку вина выпить, а все они ужасно обижались, когда их начинали подозревать в неоправданной жестокости.

— Мои лучше.

Я только плечами пожал. Думай, как хочешь.

— Если все равно погибать, так хоть с пользой. Деньги, заработанные, семье останутся. Разве плохо?

— А зачем семье деньги, если, как ты говоришь, никто не выживет? — передразнил меня Колун.

— Так для того и зову твоих людей, чтобы их жены, дети и старики в живых остались. Или у вас не принято своих от любой напасти защищать?